О дружбе с Барышниковым в 70-х рассказал знаменитый фотограф Валерий Плотников

"В начале 70-х мы с Ми­шей дружили. И мне хотелось его снять, но только не в спек­такле, что было бы слишком естествен­но и банально: раз танцовщик - зна­чит, запечатлеть в прыжке. Хотя мне безумно нравилось, как он тан­цевал Альберта в "Жизели". Я бы да­же назвал балет ''Альберт". Было что-то фантастическое по чувствен­ности, по эмоциям, по той трагедии, которую он сам переживал, когда любовь не случалась.

Он был тогда простым советским человеком и, если не ошибаюсь, да­же кандидатом в члены ЦК ВЛКСМ. Мы еще над Мишкой подтрунивали по поводу этого членства. Но тогда это было необходимо. А с каким трудом ему выцарапа­ли звание заслуженного артиста республики! Его придерживали, го­ворили: все у тебя будет, и на­родным станешь, если будешь себя хорошо вести.

У Миши, конечно, был характер. А у всех еще на памя­ти был Рудик Нуриев с его само­стоятельным характером и полетом через ограждения.

Сложно было придумать, как снять Мишу в жизни. Он, в общем-то, обыкновенного росточка, и ничего сверхгероического во внешности нет. Я тогда еще не имел студии, где наверняка вырисовалось бы что-то интересное.

Буквально за год-полтора до оть­езда из страны Миша получил двух­комнатную квартиру том доме, где те­перь живут Собчак и Боярский. Квартира была нелепая - две про­ходные комнаты: можно было вой­ти, пройти через обе и выйти черным ходом.

Майским вечером 1974 года мы сидели у Миши дома, пили шампанс­кое, провожая его к четырехме­сячные гастроли по Канаде и Аме­рике... Это была последняя поездка для некоторых состарившихся мэт­ров балетной сцены, им давали воз­можность заработать побольше ва­люты перед пенсией. А Миша - в ро­ли паровоза, потому что на западе его уже прекрасно знали.

Под ногами у нас суетился люби­мый его пудель Фома, которого он потом попросил вывезти на запад, и мы переправили через знакомых дипломатов. И я сказал: "Миша, да­вай все-таки я тебя сниму, хотя бы эскиз портрета"... Он начал отгова­ривать: "Вернусь, тогда посни­маешь". А я ему: "Да, тогда мы дейс­твительно как следует поработаем, а пока пусть будет набросок". Он сог­ласился.

Я хотел, чтобы Миша надел на се­бя что-то летящее, пластичное, раз­вевающееся - типа плаща с пелери­ной. Чтоб хотя бы одежда была сво­бодной. Не нашлось ничего подхо­дящего. Он надел черную рубаху и черное пальто.

Может, из-за их цвета и Миша ка­зался каким-то темным, особенно впадины под глазами. Что было прекрасно, так это белые ночи в Петербурге - снимали мы часов в де­сять-одиннадцать вечера. Вышли на Мойку - Миша жил наискосок от до­ма Пушкина, и вдруг я увидел бывшее здание Главного штаба на Дворцовой площади с острым, вверх уходящим углом фасада. Я стал Мишу подгонять под это зда­ние, немножко формально, но очень хотелось, чтобы некая вон­зенность присутствовала на снимке. Я сделал буквально несколько кад­ров.

Вернулись домой, продолжили проводы Миши. На следующий день он улетел в Москву, потому что ка­раван двигался оттуда. Уехал в Кана­ду и... там остался.

Фотографию взял на обложку журнал "Театр". И не ударься Миша в бега на свободу в самом начале гастролей, журнал бы успел посту­пить в продажу, тираж был готов к распространению. Но поскольку тогда не считались ни с какими за­тратами, идеология - на первом мес­те, то обложку сняли с номера и журнал не вышел.

Я в то время был знаком с коррес­пондентом News Week в Москве, и он дал мне номер с фотографией Миши в "Жизели", где он в полете, и подпись из двух слов: "Сбежавший гений". А мой снимок у нас опубли­ковали только в 1994 году по случаю двадцатилетия фото и Мишиного поступка. Я собрал эти издания и, будучи в Америке, передал Мише через знакомых.

======================

Скачать свежий номер "Лилит" здесь:

* для айфонов

* для Андроида

Доставка бумажной версии по всему миру отсюда!

=======================

Мы какие-то контакты все-таки имели, хотя Миша не общался с русской диаспорой. Я знаю, что по-русски он говорил там только с Ио­сифом Бродским, со всеми ос­тальными соотечественниками - по-английски, причем сразу резко пе­решел на английский, чтобы обру­бить все. Помню одно из его первых интервью там, где он говорил, что его побег - не побег к счастью. Он выбирал между гармонией и рабо­той и выбрал работу. Не знаю, на­сколько он сейчас подпишется под этими словами.

То, что я о нем слышу, совсем не похоже на Мишу, которого знал в годы нашей дружбы. Он был абсо­лютно естественный, никакого премьерства в нем не наблюдалось. Общаться с ним было легко и инте­ресно, мы вместе слушали пластин­ки, потому что у него была возмож­ность их доставать, гуляли по горо­ду, ездили куда-то на окраины, в Озерки, в блоковские места. А сей­час, как говорят, у него возникла абсолютная четкость границ в обще­нии с людьми, хотя для тех, с кем он дружил и здесь, такая граница, на­сколько я знаю, не появилась".

Записала Наталья Шелюхаева

(с) журнал "Лилит" (Рига)